Крошка Доррит. Знаменитый «роман тайн» в одном томе - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Правильно, папочка, и довольно об этом, – сказала миссис Миглз, воплощенная доброта и миролюбие.
– Нет, ты погоди, мамочка, – возразил мистер Миглз. – Как это так – довольно? Я еще не все сказал. Миссис Гоуэн, я, кажется, не страдаю излишней чувствительностью. Кажется, меня нельзя заподозрить в этом.
– Никак нельзя, – подтвердила миссис Гоуэн, энергично двигая веером и головой в подкрепление своих слов.
– Отлично, сударыня; благодарю вас. Тем не менее я чувствую себя несколько – как бы это назвать помягче, – ну, скажем, задетым, – произнес мистер Миглз тоном, в котором при всей откровенности и сдержанности слышалась примирительная нотка.
– Называйте как хотите, – отрезала миссис Гоуэн. – Мне совершенно безразлично.
– Ну зачем же так отвечать, – укоризненно заметил мистер Миглз. – Это уж не по-хорошему получается. Ведь я тогда чувствую себя несколько задетым, когда слышу разговоры насчет того, что можно было что-то предвидеть и что теперь уже поздно и тому подобное.
– В самом деле, папаша Миглз? – отозвалась миссис Гоуэн. – Ничуть не удивляюсь.
– Тем хуже, сударыня, – сказал мистер Миглз. – Я-то думал, что вы хотя бы удивитесь, а если вы намеренно старались задеть меня по самому больному месту, это уж вовсе не великодушно с вашей стороны.
– Ну знаете ли, – возразила миссис Гоуэн. – Я не виновата в том, что вас совесть мучает.
Бедный мистер Миглз обомлел от изумления.
– Если я имела несчастье подставить вам зеркало, в котором вы себя узнали, – продолжала миссис Гоуэн, – не корите меня за то, что вам не понравилось отражение, папаша Миглз.
– Помилуй бог, сударыня! – вскричал мистер Миглз. – Другими словами, вы…
– Ну, ну, папаша Миглз, папаша Миглз, – перебила миссис Гоуэн, которая тотчас же обретала хладнокровие и выдержку, как только ее собеседник начинал горячиться, – лучше уж во избежание недоразумений я сама буду говорить за себя, чем вам затрудняться излагать мои мысли. Позвольте мне докончить начатую вами фразу. Другими словами, я хотела сказать (не в укор вам и даже не в напоминание, это теперь бесполезно, и думать нужно только о том, как лучше выйти из создавшегося положения), что я с самого начала и до конца была против задуманного вами брака и только в последнюю минуту скрепя сердце согласилась.
– Мамочка! – возопил мистер Миглз. – Ты слышала? Артур! Вы слышали?
– Поскольку эта комната не чересчур велика, – сказала миссис Гоуэн, оглядываясь по сторонам и обмахиваясь веером, – и во всех отношениях удобна для беседы, я думаю, что меня было слышно достаточно хорошо.
Несколько минут длилось молчание, прежде чем мистер Миглз уверился в том, что усидит в своем кресле и не сорвется с него при первом же слове. Наконец он сказал:
– Сударыня, мне это не доставляет удовольствия, но я считаю необходимым напомнить вам о том, как я все время относился к этому злосчастному вопросу.
– Ах, дорогой сэр! – отозвалась миссис Гоуэн, улыбаясь и покачивая головой с обличающей многозначительностью, – поверьте, мне ваше отношение достаточно хорошо известно.
– До той поры, сударыня, – сказал мистер Миглз, – я никогда не знал горя, никогда не знал настоящей тревоги. Это обрушилось на меня таким тяжелым испытанием, что… – Что мистер Миглз, короче говоря, не смог говорить об этом и, достав платок, спрятал в него лицо.
– Я все прекрасно понимаю, – ответила миссис Гоуэн, безмятежно поглядывая поверх своего зеленого веера. – Вы обращались к свидетельству мистера Кленнэма, я могу сделать то же. Мистер Кленнэм знает, понимала я или нет.
– Мне очень неприятно участвовать в этом споре, – сказал Кленнэм, чувствуя, что все взоры обращены на него, – тем более что я желал бы сохранить самые лучшие отношения с мистером Генри Гоуэном. У меня к тому есть весьма основательные причины. Еще до свадьбы миссис Гоуэн высказывалась мне в том смысле, что, по ее мнению, мистер Миглз стремится содействовать этому браку – и я ее тогда же пытался разуверить. Я говорил, что, насколько мне известно (а я это твердо знал и знаю), мистер Миглз всегда был его решительным противником, и на словах и на деле.
– Вот видите! – сказала миссис Гоуэн, выставив вперед обе руки ладонями кверху, как если бы она была самим Правосудием, вещающим, что запирательства бесполезны. – Вот видите! Чего же больше! А теперь, папаша и мамаша Миглз, – она встала, – позвольте мне положить конец этим неуместным пререканиям. Я ничего больше не добавлю по существу. Скажу только, что это лишнее подтверждение истины, которая всем известна по опыту: из этого никогда ничего не получается. Попытка с негодными средствами, как сказал бы мой бедный мальчик. Одним словом – так не бывает.
Мистер Миглз спросил, о чем она говорит.
– Напрасно думать, – сказала миссис Гоуэн, – что люди, которые совершенно различны по рождению и воспитанию, которых столкнули вместе лишь, так сказать, случайные матримониальные обстоятельства и которые даже сами эти обстоятельства воспринимают по-разному, – напрасно думать, что такие люди могут сойтись и достигнуть взаимного понимания. Так не бывает.
Мистер Миглз начал было:
– Позвольте вам заметить, сударыня…
– Нет, нет, – прервала его миссис Гоуэн. – Зачем лишние слова? Это факт, и факт неопровержимый. Так не бывает. А потому с вашего позволения я пойду своей дорогой, а вы уж идите своей. Я всегда буду с удовольствием принимать у себя хорошенькую женушку моего бедного мальчика и позабочусь о том, чтобы мы с нею жили душа в душу. Но тянуть эти странные, нелепые отношения – ни то ни се, ни родня ни чужие – право же, нет смысла. И наивно надеяться, что это может привести к чему-нибудь путному. Уверяю вас, так не бывает.
Вдова с улыбкой сделала изящнейший реверанс, адресованный скорее к комнате, чем к находящимся в ней лицам, и навсегда распростилась с папашей и мамашей Миглз. Кленнэм проводил ее до Пилюльной Коробочки, поочередно служившей упаковкой всем хэмптон-кортским пилюлям; она со светской непринужденностью уселась на подушки и отбыла.
После этого случая вдова часто развлекала своих добрых приятелей остроумным рассказом о том, каких тяжких мук стоили ей попытки водить знакомство с родней жены Генри – этими интриганами, которые завлекли ее бедного мальчика в свои сети! – и как в конце концов она убедилась, что это невозможно. Смекнула ли она наперед, что
